Родовспоможение в блокадном Ленинграде: уроки жизни (материалы 1941–1942 гг.)

Елена Васильевна ХАРЧЕНКО,
кандидат медицинских наук,
председатель Общества
православных врачей
Алтайского края
 

Суровые страницы Великой Отечественной войны не могут не волновать любого соотечественника. Особый душевный трепет возникает при знакомстве с военными событиями, связанными с блокадным Ленинградом. В городе оставались мирные люди, подвергшиеся таким испытаниям, от которых разрушались строения, рвалось железо, истощалась земля и уничтожалось все живое. При этом горожане оставались с бедой один на один, т. е. практически не имели возможности установить связь с внешним миром. Однако не будем забывать главное — эти люди имели душу, а значит, сломить их было невозможно. Именно поэтому в нечеловеческих условиях материнской любовью продолжали вынашиваться и рождаться дети, с ними связывались надежды на будущую жизнь.

Что помогало выживать матери и ее ребенку и какой ценой доставалась эта жизнь? Ответы на эти вопросы мы сможем найти в медицинских документах тех времен, где цифры вдруг оживают: начинают то горестно стенать, то заставлять читателя радоваться, но самое ценное то, что они научают нас ценить жизнь как Божий дар и чудо.
Кольцо полной блокады вокруг города Ленинграда сомкнулось 8 сентября 1941 г. Начались смертоносные артиллерийские обстрелы города, нарастал голод, наступила суровая зима с необычайно низкой температурой продолжительное время.

В годы блокады продолжали трудиться врачи, военные и гражданские. Научные сотрудники 22 ленинградских научно-исследовательских медицинских институтов изучали патогенез блокадной патологии и разрабатывали основы терапии и медицинской реабилитации блокадников. Они встречались с новой, не преподаваемой в институтах, патологией, зорко наблюдали симптомы, изучали их и силой мысли вникали в суть заболеваний блокадного времени, оказывали практическую помощь.

Родильный дом № 2 (в настоящее время Роддом на Фурштатской) ни на минуту не прекращал работу в блокадном Ленинграде. В 1942 г. здесь было принято 991, а в 1943 — 798 родов. В 1943 г. здание было дважды повреждено: 16 апреля — прямым попаданием авиабомбы, в результате которого были разрушены две палаты и операционная, несколько человек получили ранения; 22 декабря разорвался снаряд у ворот дома.

Тогда были описаны и найдены средства помощи при алиментарной дистрофии, голодных отеках, авитаминозах, блокадных гипертониях и сердечной недостаточности, переохлаждении и отморожениях, огнестрельных ранениях, различных шоках и др. С течением времени возникло понятие особого феномена «жизнь на минимальном пределе» (vita minima) с описанием его количественных и качественных характеристик. Этот уникальный термин обозначает совокупность трофического и энергетического кризисов, значительное снижение функций всех систем и органов, частичную атрофию внутренних органов. Состояние «минимальной жизни» характеризовалось сдвигами: гипопротеинемией, гипогликемией, гиполипидемией, анемией, лимфопенией, гипоксией, брадикардией, гипотонией, гипотермией, гиподинамией, гипокинезией, брадифренией.

Приводятся поразительные сведения о резком уменьшении массы внутренних органов при кахектической форме алиментарной дистрофии у взрослых: сердце — 53% от должной массы, печень — 42%, селезенка — 28%, надпочечник — 68% [3].

Труды, посвященные блокадной медицине, свидетельствуют о высоком гражданском подвиге ленинградских ученых и клиницистов. Но и их жизнь протекала «на минимальном пределе»: многие труженики медицины стали жертвами блокады.

Акушеры-гинекологи также внесли свой вклад в изучение особенностей патологии этого времени в своей специальности. Нами изучен удивительный документ «Сборник работ членов Ленинградского акушерско-гинекологического общества за время войны и блокады». Он многое дает для познания функционирования организма женщины в особых условиях и учит нас немедицинским аспектам бытия.

Прежде всего, отдадим должное людям, которые своей жизнью явили нам удивительный факт: известные профессора (К. К. Скробанский, И. И. Богоров, К. Н. Рабинович, Г. М. Шполянский), цвет науки проявили традиционную для русского врачевания черту — самопожертвование. Они не покинули свой жизненный пост — клинику и пациентов в самых жестоких условиях и во время смертельной опасности.

Описанная выше патология блокадного времени присутствовала также у беременных женщин, сказывалась как на детях, находящихся еще в утробе, так и после рождения.

Ученые Ленинграда сознавали ограниченность своих возможностей в терапии серьезных осложнений беременности, практическую невозможность профилактики гестационной патологии, крайнюю скромность своих усилий в постижении научной картины этих осложнений. Так, они указывали, что не имели достаточно лабораторных исследований, не могли ставить эксперименты, нередко были лишены патолого-анатомических заключений. Однако высокий уровень клинических наблюдений — внешних проявлений патологии, анализа совокупности замеченных фактов, их динамики — позволил познать суть глубинных организменных процессов осложнений беременности и родов. Эти факты свидетельствуют о необыкновенной силе разума и высоте чувств ленинградских ученых-патриотов.

Блокада Ленинграда — одна из наиболее тяжелых и долговременных экстремальных ситуаций в жизни людей. К основным факторам, которые в этих условиях

• формировали акушерскую патологию, относят:
• психологический прессинг 900-дневной осады города с воздушными тревогами, бомбовыми ударами и вражескими артиллерийскими обстрелами, ежедневная угроза для
• жизни, потеря родных и близких людей;
• почти полный голод в течение 5 месяцев с последующим 2-летним частичным голоданием;
• лютый холод первой блокадной зимы;
• любой из этих патогенных факторов мог оказаться смертельным, но зимой 1941–1942 гг., эти экстремальные факторы действовали в роковом единстве;
• усугубляло экстремальность ситуации отсутствие в городе с 2,5-миллионным населением отопления, водопровода, канализации, электричества, городского транспорта (вынужденность обеспечивать себя отоплением, освещением в городских условиях, необходимость продолжать трудиться). Все это требовало дополнительных энергетических затрат.

Таким образом, особо важным является не изолированное влияние отдельного фактора, а действие их в единой совокупности, а также продолжительность их давления.

Заслуженный доктор наук, профессор К. К. Скробанский отметил резко возросшую материнскую смертность во время блокады (в 10 раз) и достигшую показателя — 2,4%. Профессор прямо указывает на причину — война. В мирное время родильные дома Ленинграда доказали свой профессионализм в сфере родовспоможения: они имели показатели материнской смертности ниже лучших европейских клиник (Пражской — 3,7‰ и Геттингенской — 6,24‰).

В структуре материнская смертность представлена следующим образом:

• от септических заболеваний — 0,17%,
• от заболеваний, связанных с беременностью и родами — 0,97%,
• от заболеваний, не связанных с беременностью и родами — 1,26%.

В последней группе женщин («смертность от причин, не связанных с беременностью и родами»), смертность возросла в 20 раз по сравнению с мирными условиями. Причинами смерти во время блокады стали пневмонии, «гемоколиты», обусловленные дистрофией, туберкулез, «миокардиты и расстройства компенсации сердечной деятельности» и другие.

Учеными акушерами блокадного Ленинграда описаны частота и своеобразие клиники тяжелого акушерского осложнения — «позднего токсикоза» — на фоне военного времени и блокады. По сравнению с 1940 г. отмечают резкое учащение его тяжелых форм — эклампсий.

Как видно, частота прямо связана со степенью тяжести блокадных факторов, причем авторами отмечено, что «в октябре и ноябре 1942 г. не было ни одного случая эклампсии».

Учеными замечены особенности эклампсии: раннее начало с «V месяца» (50%) , частое наблюдение у повторнородящих (30%), отсутствие гипертонического синдрома (35% АД не выше 130 мм рт. ст.) и прогрессирование с летальным исходом. Смертность от эклампсии в военное время была в 7,5 раз выше по сравнению с мирным временем. Чего стоит факт: «В Дзержинском районе частота эклампсии была 8,5%, а смертность при ней составила 28%» [3, 5]!

В это время профессор Г. М. Шполянский на основании собственных наблюдений выдвинул новую гипотезу этиопатогенезатоксикоза как группы патологических процессов: в ряде случаев это «аллергозы», в иных — «авитаминозы», наконец, часть из них считалось целесообразным трактовать как «вегетозы». Эта мысль оказалась очень ценным научным приобретением на многие десятилетия акушерской науки и практики.

Количество преждевременных родов колебалось от 7% в июле 1941 г. до 33% в декабре 1941 г. и достигало максимума (74,3%) в феврале 1942 г.

Частота преждевременных родов «по нашему учреждению — 25%, по общегородским — 50%». Эту частоту ученые называли катастрофической, сравнивая ее с мирными условиями.

В наблюдаемом явлении исследователи отводили большую роль полиавитаминозам, в первую очередь жирорастворимых витаминов А, Е и D. Кроме того, они также описывали сложный генез массивных отеков с вкладом в их формирование гиповитаминоза группы В.

Мертворождаемость колебалась от 3,0 до 7–8–9% с максимальным подъемом в марте 1942 г. до 18,5%.

Среди причин смерти детей особо выделяли их охлаждение. Доктора отмечают: «резко увеличившийся процент недоношенных, к тому же малорослых, маловесных и маложизнестойких детей», «недостаток и неполноценность молока», «низкую температуру, отсутствие света и горячей воды в палате новорожденных», «громадное количество детей, рожденных дома и доставленных в учреждение большей частью резко охлажденными». Как болит сердце от таких строк! И все это несмотря на героические усилия медицинского персонала по исправлению ситуации.

Авторы фиксируют высокую частоту домашних родов, описывая причины: «большой процент домашних родов обуславливается недостатком транспорта, быстротой и внезапностью родов, а также одиночеством беременной».

Действительно, из тех времен доносятся слова: «вот те особенности течения беременности, родов и послеродового периода в условиях блокады, свидетелями которого мы были», которые звучат как свидетельские показания на судебном заседании, где уже нами выносится приговор нацизму.

Удивительным для нас является наблюдения авторов: течение нормальных родов во время блокады не отличалось от довоенного времени, они были даже несколько быстрее из-за «потери жировой клетчатки рожениц и новорожденных» и «благоприятной пропорции» размеров плода и таза матери, а «мышца матки, даже при выраженных падениях веса и дистрофии, сохраняет силу своей работы». Этой «стойкостью мышечной работы» тогда был объяснен несомненный удивительный факт — отсутствие роста кровопотери в родах и послеродовом периоде.

Как уже упоминалось, работа акушеров проходила в сложнейших условиях: в темноте (роды принимались при освещении лучиной), в неотапливаемых помещениях, при отсутствии водопровода и горячей воды, с недостаточным количеством чистого, не говоря уже стерильного, белья, с большой нехваткой обслуживающего персонала, с пациентками, истощенными физически и морально.

Осталось свидетельство о работе родильного дома № 6 на ул. Маяковского: «врачи работали при свете коптилок, вода в водопроводных трубах замерзла, вышла из строя канализация. Несмотря ни на что, в дни блокады роддом не прекращал работу ни на один день. Врачи и медсестры наряду с медицинским обслуживанием тащили на себе весь груз обеспечения жизнеспособности зданий» [6].

В сборнике научных статей ученые описывают большую энергию оставшегося медицинского персонала, которая помогла достичь и в этих условиях некоторых успехов — позволила предупредить «грозную пуэрперальную инфекцию и септические родильные эпидемии».

Поэтому понятен чрезвычайный, как его называли «принудительный», консерватизм в ведении родов: из 26 543 родов блокадного Ленинграда были наложены акушерские щипцы всего 10 раз, а кесарево сечение выполнено 5 раз (в мирное время частота кесарева сечения составляла 0,2–0,9%), поворот плода проведен в 3 родах, эмбриотомия — у 3 женщин.

Удивительными, даже трудно объяснимыми, являются еще и такие факты — справки городского статистического управления, о том, что:

• в период с 1941 по 1943 г. в Ленинграде родились 88 333 ребенка, из них живых — 86 533 (98%).
• в 1942 г. родились 12 659 детей, из них жизнеспособными оказались 12 408 (98%).

Заметим, что средняя масса тела у 60% новорожденных составляла 2500 г, у 40% — 2700–2900 г, приближаясь к показателю у довоенных детей (3100–3200 г);

• в 1943 г. выжили 7613 из 7775 новорожденных (98%);
• до 1944 г. дожили около 44 000 детей, родившихся во время блокады.

Широко известна фотография младенца Нины Афанасьевой, родившейся в самое суровое блокадное время. Это не только пример чуда выживания детей, но и фотодокумент «взросления» младенцев войны.

Однако мало было выносить и родить, надо было и спасти от смерти, нависшей над маленьким человеком. Настоящим спасением были детские сады и ясли, но и там ученые бились и решали задачи чем накормить детей.

Эти вопросы организационно решались таким образом: детей оставляли в роддомах до двух месяцев, а когда приходило время выписки домой, то их отвозили на машинах в специальных чемоданах в сопровождении медицинской сестры, обложив грелками.

Ленгорздравотдел издал приказ о запрете выписывать недоношенных детей домой, и они могли оставаться в родильных домах до двух месяцев. Выписка недоношенных новорожденных проводилась в сопровождении медсестры, по возможности домой они отвозились на машинах, при этом детей помещали в особые «чемоданы», обогреваемые грелками. Врачи, сестры, нянечки боролись за каждую жизнь ребенка, а ведь они тоже в полной мере тянули тяжкую лямку блокадника.

По мере снижения тяжести и остроты блокадных факторов стали улучшаться показатели здоровья ребятишек, так что к 1944 г. их уровень здоровья не отличался от довоенного времени.

Дети блокады, которые выжили и выросли, навсегда сохранили благодарность педиатрам блокадного Ленинграда — людям, которые сохранили им жизнь.

Феномен выживания в условиях блокадного Ленинграда все же невозможно было объяснить представлениями биологии и медицины, несмотря на гражданский подвиг врачей, следует признать, что эффективной медицинской помощи все же не было по причине объективной невозможности. Тогда встает вопрос: «Какие резервы организма были задействованы?». На этот вопрос у ученых до сих пор нет однозначного ответа. Клиницисты наблюдали факт: исход алиментарной дистрофии зависел не только от степени истощения организма; во многих случаях прямой корреляции просто не находили.

Проф. М. В. Черноруцкий писал: «Сильная мотивация выжить, бодрость духа, постоянный оптимизм и неизменная организованность, вопреки, казалось бы, самой очевидности, „наперекор стихии“ поддерживали немощное тело и как бы вливали в него новые силы» [3].

Об этом свидетельствовал и проф. А. Л. Мясников в монографии посвященной патогенезу алиментарной дистрофии: «У нас сложилось впечатление, что при равных условиях питания, более или менее одинаковой исходной упитанности и в одной и той же внешней обстановке гораздо более быстро заболевают дистрофией люди нервные, легко подверженные чувствам беспокойства и страха, тогда как люди спокойные и настроенные оптимистически переносят лишения много лучше. Наш опыт показывает, что люди с крайне неустойчивой нервной системой несравненно медленнее выходят из состояния дистрофии по сравнению с более уравновешенными» [3].

Представители церкви, награжденные медалями «За оборону Ленинграда». Сидят (слева направо) протоиерей М. Славнитский, протоиерей П. Тарасов, митрополит Ленинградский Алексий, протоиерей В. Румянцев, протоиерей Н. Ломакин. Стоят: Л. Парийский, неизвестный; диакон И. Пискунов, священник С. Румянцев, неизвестный; священник Л. Егоровский, протоиерей Ф. Поляков, октябрь 1943 г.

С духовной точки зрения ясно, что жизнь невозможно удержать одной силой характера, и описываемые учеными «чувство беспокойство» или наоборот «оптимистический настрой» формируются не сами собой. Нам не известна духовная жизнь (в православном понимании термина) и женщин, и врачей. Однако несомненно присутствовала мольба к Господу страждущего человека. И если довольно регулярно случалось чудо — выживали женщины и дети, то «хлеб наш насущный», питающий душу, все же подавался. Врачи, помогающие им всеми своими последними силами и горячим сердцем содействовали притоку этой животворящей силы — благодати Божией.

Удивительные медицинские и немедицинские парадоксы блокадного времени, на некоторые из которых мы обратили внимание, еще раз убеждают в присутствии Бога в нашей жизни, дарующего нам жизнь или принимающего нас при переходе в вечность. О каждом жителе осажденного героического города молили милостивого Господа священнослужители-блокадники, перенесшие тяготы военного времени наравне со всеми. Роль их молитв в спасении жизни женщин и деток известна верующему сердцу, но эти свидетельства еще ждут огласки.

Тогда может быть и станет более ясен источник, в котором таятся истинные резервы жизнеспособности человека в критические времена.

Литература

1. Сборник работ членов Ленинградского акушерско-гинекологического общества за время войны и блокады / Под ред. проф. К. К. Скробанского. Л.: Государственное изд-во Медицинской литературы, Ленинградское отделение, 1943.
2. Симоненко В. Б., Абашин В. Г., Александров А. С. Самоотверженность блокадного Ленинграда: проблемы материнства и детства (к 72-ой годовщине снятия блокады) // Клиническая медицина. 2016. № 94 (9). С. 711–717.
3. Симоненко В. Б., Магаева С. В. Основы выживания в блокадном Ленинграде с позиции саногенеза // Клиническая медицина. 2014. № 2. С. 5–14.
4. Скрябина Е. О. проблема материнства и детства в период блокады Ленинграда 1941-1944 гг.: историко-медицинский аспект. Автореферат к.и.н., СПб., 2008.
5. Цвелев Ю. В., Шмидт А. А. Работа ленинградских акушеров-гинекологов в годы великой отечественной войны и блокады города // Журнал акушерства и женских болезней. 2003. Т. LII. Вып. 2. С. 151–158.
6. Максимова Т. Воспоминания о ленинградской блокаде. СПб., 2002.